Я – Аленка. Меня так назвал мой старший брат. Он три года учился на одни пятерки, чтобы мама родила ему меня. Правда, потом кричал, что я бракованная и надо бы меня обменять на кого потише, но пеленки не только менял, но и шил, и имя мне выбрал сам.
Абрикосы. Никаких «жерделек», у моей бабушки вообще не было «дички», только «калировка» - фиг его знает, что это за слово. Из девяти когда-то росших деревьев я застала пять. Старые, раскидистые, с начала июля они начинали ронять с самых верхних веток первые поспевшие плоды, крупные, сочные и душистые, ярко-оранжевые крапинками бордового «загара» снаружи, перламутровые и розоватые внутри. Мы не могли съесть все. Мама варила из них варенье с абрикосовыми ядрышками и разливала по полиэтиленовым пакетам, чтобы увезти домой. С верхушки самой высокой абрикосы было видно Азовское море и Арабатскую стрелку.
Агаты – муаровые перливы или контрастные полосы, аметистовые жеоды, желвак сырого камня и дрожь в руках – что же там внутри? Авантюрин – золотой песок, пока не увидела черную разновидность, была зачарована самим названием. В продаже, между прочим, почти исключительно синтетика. Амазонит принесла мне в подарок на день рождения подружка, обломок невозможно зеленого в белую крапинку камня, который заставил меня поверить, что все эти каменные сокровища бывают не только в сказках. Альмандин – разновидность красного граната, почти черные зерна на ладони, давящие на кожу странной тяжестью, словно стремятся прорваться вглубь плоти и раствориться прямо в крови… судя по моей любви к гранатам, им это удалось. Алмаз – кристаллический углерод. Самый твердый, самый драгоценный, самый известный минерал. Ну и что? Аквамарин – морская вода. Название манило и обещало…
Азовское море придумали специально для детей: мелкое, теплое, его соленая вода мгновенно залечивает ссадины и царапины, а ещё она такая плотная, что кажется, будто кто-то снизу поддерживает тебя ласковыми ладонями. Тут и топор поплывет. Акул в нем нет, зато водятся дельфины и рыба-игла, которую можно поймать прямо руками. Она ребристая и твердая, как крохотный дракончик, извивается в руках, у некоторых в раздутом пузе икра, это – самцы, а не самки. А ещё иногда мы ходим купаться по ночам.
Алгебра и акробатика. Для меня это было именно так – я впервые увидела уравнение в первом классе и влюбилась навсегда. Цифры кувыркаются, изменяются, перестраиваются в сложные комбинации, чтобы наконец в последней строчке превратиться в элегантнейшее Х=… Магия упрощений и переносов, разгадка тайного кода – уравнения похожи на вязаное полотно – стоит потянуть за нужный кончик, и все происходит само.
Аллергия – один из кошмаров детства и юности. Трескающаяся, мучительно зудящая корка на лице и на руках норовит разползтись по всему телу. Ничего нельзя, но это не помогает. Помогает Азовское море, но не всегда и не полностью. Хорошо, что это тоже больше не про меня.
Альфа. Буква А чужеродна для русского языка. Вы не найдете изначально русских слов, начинающихся с А. А – это альфа, алеф, голова быка, древний мир, шумеры, пустыни, оазисы и отражение полной луны в зрачках бессмертной кошки Баст. Это, впрочем, уже на Б.
Анализ. Для меня всегда было очень важно понимать, как и почему. Мне потребовалось очень много времени для того, чтобы научиться принимать некоторые вещи просто как данность, например, в силу их огромности или, напротив, незначительности в данный момент. Но вы не поверите, насколько мне стало легче жить, когда я перстала задаваться вопросами типа «Ну почему мне нахамили (обидели, наступили на ногу и т.д.)?». Это не важно. Зато стремление все понять в человеческих отношениях достаточно быстро привело меня в психологию, и это одно из гавных событий в моей жизни.
Анна Ахматова. Ведьма, монашка, королева, любовница мира... Я столкнулась с цитатой из Ахматовой в 12 лет и полюбила, не влюбилась. Просто поняла, как должны звучать стихи.
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет.
С ним и без света миру светло,
Но ещё ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.
Арабатская стрелка. По краю Азовского моря тянется узкая коса. Восемьдесят километров песка, узкая дорога, местами бетонка, местами – грунтовка. Земля обетованная моего детства. Ночью с пляжа (или с абрикосы, если повезет и не сгонят) видны движущиеся огоньки – фары проезжающих там машин. Там лечебный источник, пансионаты, засаженные диковинными растениями, море с перекатами и песчаные пляжи. А на другом конце Арабатской стрелки Феодосия и Крым. Из-за этого она представляется мне неким сакральным мостом между мирами.
Арахнофобия. Они наблюдают за тобой, и это отнюдь не благожелательный взгляд. Они не еда и не вредители, они не могут, по большей части, причинить никакого вреда, но они вызывают страх. Нет, не так. Они вызывают СТРАХ. Хорошо, что это больше не имеет ко мне отношения. Однако, информация, накопленная за годы изучения «врага» в голове осталась и регулярно приносит пользу.
Арбат. Я люблю Арбат. Я готова терпеть толчею, суету, бешеные цены и толпы туристов, которым ушлые торговцы впаривают матрешек с ВВП. Я люблю Арбат, потому что я знаю его из арбатских двориков, из окон коммуналок, ночью и ранним утром, я люблю странных людей, которых так легко там встретить, я люблю его волшебную атмосферу легкости, чувство «здесь все возможно», которое пробивается сквозь шум толпы, прорастает из мостовой, оплетает стены… Я это точно знаю, потому что многия из моих личных сказок случились именно тут.
Арбузы. Сто килограммов ранних арбузов, которые дед покупал по 10 копеек за килограмм, мы ели с июля по сентябрь. Небольших, тонкокорых, без полосок на темно-зеленой шкурке, с одним бледно-желтым пятном и ярко-красной мякотью. Шкурки и семечки закапывали в огороде, что «был перегной», как говорила бабушка, семечки прорастали через неделю дружными шеренгами, их перекапывали ещё раз, но уцелевшие таки выпускали чудные ажурные листья… Мелкобелка обожает арбузы, а я так скучаю по тем…
Асфальт из моего детства: надежно скрытый под слоями спрессованного до каменной твердости снега и льда – зима; показавшийся в проталинах и уже расчерченый на квадраты классиков – весна; обжигающий босые подошвы и податливо проминающийся под каблучками нарядных туфелек – лето; покрытый мелкими лужами в филиграни утреннего льда – осень.
Ассоциации – нескончаемая вереница образов, причудливо перетекающих друг в друга, затягивающих в бесконечный лабиринт, из которого нет выхода, потому что он – жизнь…
АААААААА! Ещё есть Азбука, Алиса в Зазеркалье, Андерсен...
Я никогда не закончу, поэтому – прерываюсь. Но я ещё вернусь…
Journal information